Трудно поверить в то, что на улицах российских городов снова идет война с фашизмом. Его ведут никем не контролируемые и не спешащие выходить из тени молодые люди, которым лозунг «Бей черных!» оказался почему-то неблизким. Антифашистов не зовут в телеэфир, не награждают в Кремле и не учат за казенный счет на озере Селигер. О них вообще предпочитают не говорить. Но почему? Может, потому что их борьба идет вразрез с настроениями в обществе, которое все чаще проявляет агрессию по отношению к инородцам? А может, просто страшно признать существование антифашистов как реальной силы? Ведь это означает согласиться с тем, что зло, с которым они борются, уже внутри нас

Слова «скинхеды» и «фашисты» давно прижились в нашем языке. А вот про тех, кого называют словом «антифа», не известно почти ничего. То ли это воплощение добра, которое, как учили в советские времена, должно быть с кулаками, то ли просто уличные хулиганы, любящие драться, то ли боевой отряд с умелым руководством и глубокой конспирацией. О них вообще никто толком не знал до тех пор, пока их не начали убивать.

Первым прозвучало на всю страну убийство в Санкт-Петербурге профессора Николая Гиренко. Известного антифашиста застрелили в собственной квартире. Спустя год там же, в Питере, погиб 20−летний Тимур Качарава: на него после акции по раздаче еды бездомным напали семь подростков с ножами. Меньше чем через год по дороге на панк-концерт был убит московский студент Александр Рюхин. А этой весной в самом центре Москвы закололи ножами Алексея Крылова.

«Нормальными скинхедами» Раш называет скинхедов-антифашистов, как он сам. Собственно, его кличка и есть название одной из групп таких скинхедов, рашей, — производное от Red And Anarchist Skin Heads (R.A.S.H.), то есть «красных скинхедов». Есть еще шарпы — от Skin Heads Against Racial Prejudices (S.H.A.R.P.), «скинхеды против расовых предрассудков». А бонхеды (от английского bonehead, то есть «пустоголовый») — это скины-нацисты. Такое разделение еще в прошлом веке придумали европейские скинхеды в ответ на появление в этой традиционно левой среде ультраправых. Российские «настоящие» скинхеды еще называют бонхедов, или бонов, «лысыми», часто дополняя это прилагательное существительным «твари».

Сейчас таких групп, считающих, что добро должно быть с кулаками, в Питере уже несколько. Их участников в общей сложности не меньше сотни, и не все из них даже знают о существовании друг друга

Что происходит между фашистами и антифашистами и означают ли убийства последних (Тимур Качарава в Питере, Александр Рюхин и Алексей Крылов в Москве) настоящую войну на уничтожение? И вообще, быть антифашистом в России — это просто опасно или смертельно опасно? Общий вывод из разговоров с питерскими антифа такой: это очень опасно, это может быть смертельно опасно, но силы нацистов тоже не так велики, как может показаться, если читать их форумы или слушать выступления их лидеров.

— Интернет. Раньше какая-то общественная жизнь начиналась, как правило, в институте — там появлялся новый круг общения, новые знакомства. А теперь все есть в Сети: все ролики с нападениями нацистов, все драки с участием антифашистов. А у всех школьников есть интернет… Еще несколько лет назад среди старшеклассников этой темы не знал почти никто, сейчас знают все. В основном про фашистов. Про антифашистов меньше: в основном, что это такие уроды, которые бьют бонов, которые хотят добра России.

— Почему, собственно, бороться с нацистами их же методами — это плохо?

— Потому что нельзя победить насилие насилием. Нельзя сделать мир толерантнее с помощью кулаков. А главное — те, кто в этом участвует, сами не замечают, как становятся все более агрессивными. Сначала ты антифашист, потом ты футбольный хулиган, а потом ты уже дерешься не за правое дело, а просто потому, что тебе нравится драться

Среди антифашистов, даже тех, которые сами не участвуют в нападениях на нацистов, мнение Максима Иванцова разделяют не все.

Катя — преподаватель английского в вузе. Ей между 30 и 40, хрупкая фигура, мечтательный взгляд. Она не дерется с бонами, но принимает участие в других уличных акциях антифашистов, включая несанкционированные пикеты и митинги. А это означает, что к драке все равно нужно быть готовой — если не с националистами, то с милиционерами.

В ноябре прошлого года питерские антифашисты решили остановить «Русский марш». Около 50 человек перекрыли Невский, по которому шла колонна из нескольких сотен националистов. («Боевых», говорит Катя, было тоже человек 50, в остальном — сумасшедшие бабки и прочие хоругвеносцы.) Милиции, хотя мэрия шествие не разрешила, видно не было — ровно до того момента, пока не появились антифашисты. Когда они перекрыли Невский, милиция попыталась встать между ними и марширующими, потом Катя услышала из милицейской рации команду «Дайте им коридор!», и милиция отступила в сторону, а на Катю — почему-то с криком «Бей жидов!» — налетел один из маршировавших. Получил от нее ногой в живот, отступил, но сзади на Катю прыгнул ОМОН и со словами «Эту бери!» уволок в автобус.

Потом был суд. «То ли за переход улицы в неположенном месте, то ли за оскорбление губернатора», — смеется Катя. Драка в деле не фигурировала: «Они не хотели привлекать внимание к тому, против кого мы вышли». Но судья попалась такая внимательная и любопытная, что Катя на суде сама рассказала в подробностях, как все было. Результат оказался неожиданным. «Как, вы дрались с фашистами?! — с уважением спросила судья. — У меня родители блокадники, я так вас понимаю!» И Катю признали полностью невиновной.

Мы с ней разговариваем в парке у Политехнического университета. Рядом площадь Мужества. Катя рассказывает, что она называется так потому, что в блокаду сюда свозили трупы со всего города, которые потом похоронили на Пис­каревке. «Фаши — всюду фаши, но в таком городе, конечно, видеть их особенно неприятно», — говорит Катя.

К метро мы идем через другой парк, у Лесотехнической академии, и Катя рассказывает, как однажды ее соседка, интеллигентная пожилая женщина, шла вечером этой же дорогой и увидела, как за студентом-африканцем увязались двое парней с характерной скинхедской внешностью. Женщина не растерялась, накинулась на них с сумкой и криком: «Фашисты, вон отсюда!» И те послушались. «Так что трудно сказать, сколько в городе антифашистов, готовых к акциям прямого действия, — смеется Катя. — Таких, кто принимает в них участие постоянно, около сотни».

Действия Раша и его товарищей она полностью одобряет. Я рассказываю ей про Максима Иванцова, его опасения и тренинги по толерантности.

— Знаете, я не люблю слово «толерантность», — резко говорит Катя. — Есть вещи, к которым не надо быть толерантным. Я вот фашизм ненавижу лютой звериной ненавистью. Я нетолерантный человек.