Новое средневековье
Современная Россия воспринимается как новое средневековье. Этот образ обретает все более существенный смысл. Подобное вполне объяснимо: люди не чувствуют себя защищенными, прежде всего политически и социально, но также и лично. Насилие и связанная с ним непредсказуемость – вот главные действующие лица на российской исторической сцене сегодняшнего дня. В то же время право, законность и ассоциирующиеся с ними преимущества цивилизованного состояния играют в жизни общества все меньшую роль. Это и заставляет проводить аналогии с “темными” веками истории. Такого рода сравнения, некогда робкие и редкие, стали в сегодняшней публицистике общим местом. .......
Россия “свалилась” сегодня в один из таких средневековых колодцев культуры. В этот период происходит приостановка развития. Общество “зависает” во времени и пространстве, причем зависание может быть очень длительным, растянутым на несколько веков. Средневековье, эта “черная дыра” истории, застает страну выпавшей из мирового контекста. То есть Россия еще есть, но историческая жизнь из нее уже ушла [2] .
Исчезновение права
В этой новой жизни старые порядки угадываются с трудом. Что-то присутствует в виде “институциональных обломков”, что-то продолжает работать по инерции, что-то было “перелицовано” до неузнаваемости и теперь выдается за абсолютно новое. Но один элемент исчез полностью, растворился без остатка в “колодезной воде” – это право.
Право в России сохранилось как видимость. Формально оно существует (действуют десятки тысяч норм, работают правоохранительные органы и даже тюрьмы). Но оно существует только для тех, у кого нет ресурсов его преодолеть. Право утратило свое главное качество – всеобщность. Оно стало избирательным, применяемым по обстоятельствам: к кому-то предъявляются все существующие и даже не существующие требования, а кто-то освобождается от всякой ответственности. Именно этот феномен, названный “селективной юстицией”, является сутью, системообразующим блоком, краеугольным камнем нового средневековья. Право стало по-настоящему “частным” в том смысле, что оно теперь принадлежит исключительно частным лицам. Гибель русского права удерживает сегодня русское общество в историческом колодце, не дает ему подняться “со дна”.
На дне” действуют свои правила игры. Это правила, регулирующие стихийное поведение лиц, формально соединенных вместе одним лишь общим гражданством, но потерявших на деле духовную, социальную и политическую связь друг с другом. Россия сегодня – это эфемерное государство, оно существует благодаря инерции, которую имеет власть исторического времени (традиции) над географическим пространством (территорией). Его профиль определяют две константы: высокий уровень насилия и более чем скромная роль закона. ......
По своей значимости системный кризис права выходит далеко за рамки собственно правовой сферы, приобретая судьбоносное значение для всей русской культуры. Когда из ураново-плутониевой массы выдергивают защитные свинцовые стержни, в реакторе начинается цепная ядерная реакция, чреватая техногенной катастрофой. Когда из общества выдергиваются защитные правовые скрепы, в нем развивается цепная реакция насилия, чреватая катастрофой социальной.
Исчезновение государства
.....
Российская государственность стала главной жертвой игры “на политическое опережение”. Старой формы государственной организации не стало в течение нескольких месяцев. Новая же форма так и не смогла “прирасти” к социальному телу за пару десятков лет. Все это время общество жило с иллюзией о государстве, будучи на деле предоставлено самому себе, “варясь” в собственных страстях и пороках.
Эволюция хаоса
Там, где нет ни права, ни государства, царит хаос. Но даже хаос имеет свойство меняться. Здесь мы сталкиваемся с очередным парадоксом. С одной стороны, в “средневековье” исторического развития не наблюдается, общество остается внешне неподвижным. Но за этой внешней неподвижностью скрываются внутренние изменения, на первый взгляд почти незаметные. Незаметные, может быть, потому, что их масштаб на фоне привычных нам темпов изменений культуры в “исторические эпохи” является мизерным. То есть отсутствие “макроэволюции” культуры не исключает ее “микроэволюции” даже в замкнутом пространстве средневековья. ......
Врачи знают, что биологическая смерть – это не акт, это процесс. Организм умирает медленно, по частям. Сначала мозг, потом сердце, потом все остальное. Отдельные “костные” ткани могут продолжать жить в мертвом теле неделями и месяцами. Что-то подобное произошло и с советским государством. Оно умерло от политического инфаркта в 1991 году, но его “внутренние” органы по инерции продолжали свое существование.
Ожидалось, что спецслужбы, которые были скелетом, несущей основой государственности на протяжении, как минимум, последних восьмидесяти лет, дольше других сохранят свою внутреннюю скоординированность, корпоративное сознание, оперативный потенциал. Неожиданной стала их способность к регенерации. В этом смысле советское государство оказалось больше похоже на ящерицу, чем на человека. Как только, по стечению совершенно случайных обстоятельств (выбор преемника Борису Ельцину был сугубо субъективным решением [5] ), возникли условия, объективно благоприятствующие жизнедеятельности этой корпорации, начался интенсивный процесс возрождения государства. Получилось даже интересней, чем у земноводных: отрос не хвост у ящерицы, а ящерица выросла из хвоста.
Сначала робко и незаметно, а потом все более напористо государство стало восстанавливать свои позиции в обществе. Темпы росли, и, в конце концов, процесс “второго пришествия” государства стал лавинообразным. Оно просовывает себя повсюду: в экономике, в социальной жизни, в массовых коммуникациях, в идеологии, в международных делах. Каковы бы ни были побочные эффекты этой “государственной терапии”, она носит спасительный характер, потому что альтернативой ей была бы смерть России. Все разговоры о загубленной демократии – лукавое ханжество. Не было никакой демократии, был средневековый полураспад с единственной перспективой – полного распада. Фальшь сегодняшней “гражданской оппозиции” состоит в том, что под флагом борьбы с “недемократическим государством” идет фактическая борьба с государством как таковым, с робкими попытками обуздать стихию “общественного” произвола. Мы уходим не от демократии, а от государственного разложения. Это – операция “по жизненным показаниям”, когда уже не считаются с потерями. По ходу дела теряются руки и ноги, но остается жизнь. Другой вопрос – какая...
Общество, сраженное было вирусом разложения, вдруг снова оказалось “огосударствленным”. Это, однако, привело не к выздоровлению, а к временной ремиссии. Гнилостный вирус произвола никуда не делся, он просто перетек в государственные артерии. С таким трудом воссозданный “новый порядок” стал всего лишь высшей формой беспорядка. Страна от хаоса в управлении пришла к управлению, порождающему хаос.
Фактор 2012-го года
Забродивший в “черной дыре” истории бульон русской культуры может, в зависимости от обстоятельств, по-разному вернуться в русло исторического “мейнстрима”. Он может пойти шовинистическими пузырями, забурлить черносотенным бунтом, и тогда надетую на него сейчас государственническую “крышку” сорвет, а то и вовсе разнесет “банку” на части. Брызги этого цивилизационного взрыва достанут не только соседей, но и самых отдаленных “доброжелателей”. Впрочем, тот же бульон может тихо и долго киснуть, и, когда он окончательно превратится в кисло-сладкий соус, его аккуратно и бесшумно “сольют” восточные соседи, которые хорошо разбираются в соусах. Это, правда, произойдет не очень скоро.
Существует также хоть и призрачный, но шанс не столько “попасть в историю”, сколько “сделать историю”. Предпосылки для этого, как ни странно, заложены в дне сегодняшнем. Как писал все тот же Маркс, история никогда не ставит задач, для разрешения которых ею предварительно не созданы условия...
У нынешнего режима “огосударствленного произвола” есть две особенности, отличающие его от произвола олигархических групп, которому он пришел на смену.
Во-первых, он носит всеобщий и универсальный характер, что делает его очевидным. На самом деле это очень важно для мобилизации сил общества на борьбу с произволом. Ведь известно, что одна из самых сложных проблем в онкологии состоит в том, что защитные силы организма не видят раковые клетки, не могут отличить их от здоровых. Стоит найти способ “пометить” опасные клетки, и организм сам их обнаруживает и уничтожает. Ведь подавляющее большинство представителей интеллигенции до сих пор продолжают считать, что при Ельцине они жили в какой-никакой демократии. То есть произвол – массовый, дикий и бесшабашный – они просто не замечали, не могли понять, что с ними происходит. Зато произвол, творимый от имени государства, на виду, его легче разглядеть и идентифицировать как зло (увы, конечно, не всегда, как показывает наш печальный исторический опыт, но это тема отдельного разговора). То есть эволюционно мы идем к возможности осознания обществом произвола как главной проблемы, а значит, вслед за этим возможно и осознание необходимости восстановления правового государства как главного условия преодоления притяжения “черной дыры”. Безусловно, кризис права не является причиной, по которой Россия в ней оказалась. Но восстановление правовой системы является обязательным предварительным условием освобождения. Эмансипация России мыслима теперь только через эмансипацию русского права.
Во-вторых, в самой сложившейся ныне российской политической системе коренятся механизмы ее неизбежного ослабления, из-за которых она не сможет оказывать длительное сопротивление гражданскому движению, если таковое возникнет. Это своего рода заряд самоуничтожения, встроенный в баллистическую ракету. Нынешний политический режим генетически возник как режим “корпоративного управления” обществом. Но создавшая его корпорация начала активно разлагаться, как только превратилась в “государственную корпорацию”. Мы стали свидетелями массовой фрагментации политической силы, совершившей антиолигархический поворот. Единые команды, будь то “силовиков”, “питерцев” или “юристов”, перестают быть едиными, как только получают под свой контроль те или иные ресурсы. Они разбиваются на десятки корпораций внутри большой корпорации и начинают “перебивать” планы друг друга, выстраивая несогласованные схемы, проталкивая несовместимых людей на всевозможные государственные позиции. Сейчас об этом рано говорить, но через несколько лет государственная власть России опять окажется колоссом на глиняных ногах. Проклятое “советское ребро”, из которого изготовлена нынешняя государственная система России, даст о себе знать. Новый трест, как и старый, лопнет от внутреннего напряжения.
Сегодня, когда взоры всей России гипнотически прикованы к магической цифре “2008”, резонно спросить, что, собственно, существенного может произойти через год? Ровным счетом ничего, независимо от того, как решится “судьбоносный” вопрос о третьем президентском сроке. Потому что ни в культурных, ни в социально-экономических основах жизни российского общества не произойдет никаких существенных перемен. Перемена лиц, даже ставших символами своей эпохи, сама по себе (если она не вызвала подвижку социальных пластов) историческим событием не является. Все самое важное в России случится не до, а сразу после 2008 года.
Во-первых, в 2009–2010 годах страна почти неизбежно переживет структурный экономический кризис – это будет частичная расплата за слишком вольготную “жизнь взаймы”, которую население ведет последние три-четыре года. Скорее всего, пострадает энергетический и банковский сектора экономики, что приведет к цепной реакции: будут подорваны слишком расточительные и абсолютно неэффективные социальные программы (к тому моменту страна окончательно превратится в один сплошной “спецпроект”, и стабилизационные возможности популизма будут полностью исчерпаны). В результате рубильник политической активности населения после почти двадцатилетнего перерыва будет переведен в положение “ON”. (Если к тому же в тот момент страна будет вместо Президента иметь Преемника, то эта активность населения совместится с общим ослаблением государственной машины.)
Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное, к указанному моменту произойдет существенный культурный сдвиг. К активной общественной жизни придет поколение, родившееся после коммунизма, поколение, для которого советское прошлое будет только легендой [7] . Речь идет о совершенно ином поколении, чем то, которое определяет общественный климат сегодня. Его реакции и поведение с позиций сегодняшнего дня непредсказуемы. Оно окажется способно создавать новую реальность.
Нет, не 2008, а 2012 год станет для России судьбоносным. Именно тогда, на выходе из кризиса, новое поколение, ведомое обновленной элитой, будет определять тенденцию развития на следующее десятилетие – либо прежний произвол с последующим неминуемым распадом страны, либо поворот к правовому государству с открывающимся шансом возврата к “исторической жизни”. Поколению 2012-го года предстоит выводить Россию из “черной дыры” нового средневековья. Вот тогда России и понадобится новый президент. А пока ей больше нужен старый, чтобы управлять хаосом...
Опубликовано в журнале "Полис". 2007. № 3. Полная версия статьи - http://www.politstudies.ru/fulltext/2007/3/3.htm
