мне показалось важным в интервью:
1. Взгляда «Я и Евангелие» решительно нет. Есть стремление приблизиться к буквальной церковной трактовке.
2. Особо стоит сказать о фигуре лукавого. Понятно, что изобразительный жанр требовал некоторым образом обозначить врага рода человеческого. Ибо понятно, что центральный момент человеческой истории не мог оставаться – мы это знаем по Священному писанию – вне поля зрения клеветника и человеконенавистника искони. В этом смысле мне кажется, что вид лукавого так, как он представлен в фильме, то есть мужеженщиной, андрогином, вполне отвратителен. Вспомним слова преподобного Серафима Саровского о бесах, что они гнусны видом и, наконец, слова Достоевского об аде, что это не что-то великолепно-страшное, а баня с тараканами, но только в вечности. Это ближе к нашей традиции, чем Воландовско-Мефистофелевская романтизация зла, сатаны. Так вот, никакой романтизации с приданием ему демонической красивости в фильме нет. Это очень важно. Другое дело, что многие зрители, не знакомые с Евангельским текстом, не сразу поняли, что это за существо. Для человека понимающего такого рода решение достаточно глубоко.
3. самая неудачная сцена – моление в Гефсиманском саду.Никакой актер не мог бы и не имел права выражать, что стоит за словами Сына Божия: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?". Это принципиально неизобразимо. И как раз то, что здесь соблюдена необходимая дистанция, на мой взгляд, очень деликатно и внутренне глубоко правильно.
4. Больше всего сомнений вызвали флеш-бэки, возвраты в прошлое, где иной раз появлялись какие-то личностные моменты, субъективно-специфические и отсутствующие в Священном Писании. Спаситель, мастерящий стол; домашняя сценка: Отрок бежит и переживания Пресвятой Богородицы по этому поводу.
5. Воскресение показано с такой мерой деликатности, какая есть, мне видится тоже одной из удач фильма. Прикосновение к этой тайне было только в течение нескольких секунд и с заметной условностью. Поднимающийся Человек, расправляющиеся раны на плоти – и всё
6. Если говорить о воплощении образа Христа на экране, мы не должны предъявлять Гибсону требований, которые мы могли бы с полным правом предъявить православному человеку. Он вырос в современной западной ситуации, в католической традиции, где несколько иное отношение к этой проблематике
7. Если говорить о фильмах на новозаветную тематику, то фильм Гибсона – лучший. Но на самом деле лучший фильм о христианстве не обязательно должен говорить о Священном Писании. Для меня это, например, «Несколько дней из жизни Обломова» Никиты Михалкова. Он говорит о Православии, о душе христианина (которая при всех своих немощах воспитана в ограде церковной) больше, чем многие другие. В нем есть ощущение православной традиции. А из книг это «Лето Господне» Шмелева, которая пронизана духом христианства.